Кто у нас в театре художник?
В больницах Петербурга не хватает донорской крови. Всех групп. Искусственной крови не существует. Человеку может помочь только человек.
В Эрмитажном театре висят два занавеса: легендарный от Пьетро ди Гонзаго и новенький от Валерия Полуновского. Этот художник, известный и уважаемый не только на берегах Невы, около пяти лет сотрудничает с Небольшим драматическим театром - одним из уникальных коллективов северной столицы; оформляет праздничные шоу на Дворцовой площади; учит студентов в Академии театрального искусства и готовит к сдаче спектакль в столичном МХТ имени Чехова…
Валерий Полуновский - удивительно, но именно это имя стоит почти на всех афишах кронштадтского театра. Специально, чтобы узнать, чем же привлек такого человека наш маленький театр Балтийского флота, я поехала в Петербург и в учебной мастерской на Моховой улице встретилась с Валерием Исааковичем. Разговор зашел об искусстве художника в целом, о смене поколений, компьютерной графике и единственном театре Кронштадта, на который я пыталась смотреть со стороны.
Полуновский Валерий Исаакович - театральный художник, доцент кафедры сценографии и сценического костюма. Родился в 1961 году. В 1988 окончил ЛГИТМиК (ныне Санкт-Петербургская государственная Академия театрального искусства), постановочный факультет, куда в 1991 году вернулся в качестве мастера. Избранные работы: «Ромео и Джульетта» (БДТ, 1997), «На глазах у женской береговой охраны» (театр Буфф, 2001), «На дне» (НДТ, 2004), «Иванов» (НДТ, 2007), балет «Король вальса» (Бурятская опера, Улан-Удэ, 2007), «Пестрые рассказы» (Заполярный театр драмы имени Маяковского, Норильск, 2009).
|
- Что привело Вас в театр Балтийского флота?
- Человеческие отношения. Я давно знаком с главным режиссером театра Юрием Николаевым. Еще до того, как он стал работать в Кронштадте, мы с ним ставили спектакли в Рязани, в Новгороде… Первое время мы с ним сильно ругались, так как этот режиссер требует абсолютного подчинения, что мне, как художнику, не очень нравится. Но потом привыкли друг к другу. И теперь, когда он обращается ко мне с просьбой, я никогда не отказываю.
- Но в ТБФ Вы ведь не только с Юрием Николаевым работаете. Как раз последняя премьера театра - сказка «Все мыши любят сыр» - создана вами в сотворчестве с Федором Копосовым.
- С ним я работал над двумя сказками - «Все мыши любят сыр» и «Аленький цветочек». И я с большим энтузиазмом работал бы с ним чаще, тем более, что в других театрах возможность оформить детский спектакль возникает редко. Многие режиссеры снисходят до детского спектакля, а Копосов - наоборот - работает со страшным интересом, самоотдачей и чувством долга. Сам бегает по театральным мастерским и выжимает из них все возможное. Сам все контролирует. К тому же в паре с ним я работаю самостоятельно. Могу сказать, что он придумывает даже больше, чем я ему, как художник, предлагаю.
- Вы ловко и стильно одели животных в сказке «Все мыши любят сыр». Знаю также о Вашей работе над спектаклями «Кошкин дом» в Русском драматическом театре Литвы и «Маугли» в питерском «Буффе». Там нет прямого изображения животных. Вы согласны, что частая ошибка создателей детского спектакля, герои которого - звери, кроется в буквальном воспроизведении на сцене ушей, хвостов и носов всех мастей?
- Начнем с того, что для последних двух спектаклей костюмы делал не я, а замечательный художник Вера Курицина, но общая концепция постановок и от меня потребовала бы того же. Животных надо играть, а не имитировать. Имитация хуже, чем убедительная игра. А условность ребенок принимает на лету.
- С детскими книжками сейчас та же беда. Откроешь «Тараканище», а там на тебя бурые медведи, как в зоопарке, смотрят. Старые - советские - давали детям условный образ, приближенный к человеку, и заодно фантазию развивали. Вы, случайно, детские книжки не иллюстрируете?
- Было дело - иллюстрировал. Сейчас студентам уже второй раз задаю иллюстрировать. Ребятам очень нравится. К сожалению, работу над детским спектаклем не впихнуть в учебный курс. А ведь всем им придется начинать в профессии с постановки сказок.
- Валерий Исаакович, на Ваш взгляд, чем сегодняшние студенты отличаются от Вашего поколения?
- Сегодняшние студенты, с одной стороны, такие же восторженные, влюбленные, дураки и бездельники, какими были и мы... Но… Они приходят значительно менее начитанными. Некоторых вещей просто не знают. «Робинзона Крузо» не читали! Они менее сведущи и пытливы в культурологическом плане. А художник театра должен ориентироваться в истории культуры: в голове у него должна быть структура библиотечных полочек. У них же разрозненные ящики, закрытые на замки. В свое время отсутствие информации заставляло нас быть пытливее. А сейчас есть Интернет.
- Разве Вы сами не работаете за компьютером?
- Работаю, без него сейчас никуда. И отними его - я взвою. Но с другой стороны, компьютер позволяет создавать видимость качества. Хорошо, когда за ним человек с какими-то знаниями, а что студент… Раньше получал студент пьесу и шел в библиотеку. Пока он там пересмотрит все, что нужно, а заодно - массу остального, пока ненужного, но которое непременно отложится в подкорке. Сегодня они в поисковике набирают, например, «Васса Железнова» - и получают ворох мусора или в лучшем случае поверхностную, уже кем-то переработанную информацию. Для образования компьютера и Интернета мало. Я отношусь к нему как к элементарному инструменту. Компьютер - это молоток. Думать художнику надо с карандашом в руке, а не перед монитором. Художник мыслит, рисуя, потому что мыслит категориями пластическими.
- Вы выступили художником двух последних спектаклей Льва Эренбурга - художественного руководителя Небольшого драматического театра. Театр по бюджету скромный (как и наш кронштадтский), даже собственной площадки (в отличие от нашего) не имеет. Зато есть мощный творческий гений режиссера, каждый из четырех (!) спектаклей которого сразу же после премьеры становится театральным событием. Эстетика ярко натуралистическая. На сцене концентрированный быт, минимум декораций, одни детали. Каково вам работать с Эренбургом?
- Мне очень нравится его труппа, его ребята. Их отдача, их горение и желание работать. Для меня они убедительнее многих, очень многих маститых и народных артистов. Там такие сильные трагические актрисы. И ребята замечательные! Но, к сожалению, они вынуждены зарабатывать деньги на корпоративах. Представляете, им уже к сорока, а в репертуаре всего четыре спектакля!
Эренбург позвал меня, еще репетируя «В Мадрид, в Мадрид!» (Первый спектакль режиссера, после премьеры которого в 1999 году театральный Петербург заговорил о рождении нового театра с индивидуальным лицом - С. Б.). Но потом так случилось, что от моей работы в спектакле почти ничего не осталось. Этот театр предлагает натуралистическое проживание материала, если хотите, его интересует физиология чувств. Здесь надо быть одним, а в других обстоятельствах, например, в МДТ - другим. И я стараюсь быть разным. Получается мимикрия, но в этом и парадокс театрального художника, который зависит от материала и стиля конкретного театра. Кстати, помимо спектаклей «На дне» и «Ивановъ» мы с Эренбургом готовили постановку на сцене Малого драматического театра - «Тоскливый запад» по пьесе ирландского драматурга Мак-Донаха. Но затея не вышла. Очень жаль, потому что за ту работу мне не было бы стыдно.
Эскизы к спектаклям «Аленький цветочек» и «Все мыши любят сыр»
- За что же стыдно художнику Полуновскому: за оформление комедий Красногорова в театре Балтийского флота или за организацию праздничных мероприятий на Дворцовой площади? - задаю я риторический вопрос. - Скажите, что (помимо денег, конечно) привлекает художника в таких проектах как шоу «В шесть часов вечера после войны»?
- Откуда Вы все знаете? – несколько поморщившись, улыбается Полуновский.
- В уже упомянутом Вами поисковике успела прочесть.
- Вообще-то, мне не стыдно за свою работу - я всегда отношусь к ней честно. Что касается работы на Дворцовой площади, я, действительно, сотрудничал с компанией «Петрофест» и ее главным режисером Левинсоном. Шоу, посвященное 65-й годовщине Великой Победы, было одним из наиболее крупных наших совместных проектов. Так же с ними я делал массовые шоу на стрелке Васильевского острова, праздник закрытия фонтанов в Петродворце - со светом, музыкой, проекциями. Это всегда очень амбициозные проекты и участвовать в них вроде бы художнику интересно. Из-за масштаба я и согласился. Одно дело, картину друзьям показать. Другое дело, спектакль сделать, который сотни человек увидят. А тут шоу на несколько тысяч! Я же родом из Полтавской области, - азартно машет руками мой собеседник. - Конечно, мне заманчиво было поставить шоу на Дворцовой!... Но в такой работе свои сложности и ограничения. Постепенно это стало тяготить и превратилось в зарабатывание денег.
- Какая же из Ваших творческих ипостасей Вам ближе всего?
- Самое близкое - рисование. Ведь помимо того, что я работаю в театре, учу студентов и ставлю шоу на Дворцовой площади, я просто художник. На сцене я стараюсь быть разным, зато я более целен в своих станковых работах.
Вернусь к разговору о различиях между поколениями: когда мы приходили в Театральный институт, все представляли себя большими художниками, леонардо да винчами. А сейчас ребята приходят с более прагматичными целями - стать просто театральным художником. И это огорчает. Как говорил мой учитель Геннадий Петрович Сотников, в театре ценнее те художники, у которых с театром роман, а не штамп в паспорте. И не важно, где ты будешь работать, прежде всего, надо быть просто художником, надо любить рисовать и уметь рисовать.
- Из мастерской в Театральной академии давайте снова перенесемся в кронштадтский театр Балтийского флота. По традиции после выпуска детского спектакля там готовят новую взрослую постановку. Откройте секрет, какую пьесу выбрал Юрий Николаев? И что увидит зритель на сцене в этот раз?
- Сейчас театр работает над пьесой Юрия Полякова «Женщина без границ». От авторской ремарки режиссер спектакля и оттолкнулся: «На стене висит картина Климта». В начале 1990-х, когда общество стало открывать для себя ранее неизвестных художников, Климт был в моде. Поэтому на сцене зритель увидит целых две его картины и портрет самого Климта с кошкой на руках.
P.S. Когда уже дома, в Кронштадте, я открыла альбом репродукций Густава Климта, с фотографии на меня глянул человек, давно занявший свое место среди классиков, но удивительно похожий на того, с кем я только что разговаривала в холодной и пустой питерской мастерской. Свободная одежда, темная борода, открытый лоб и грустная ухмылка в глазах.
Беседовала
Серафима Белевич
|