|
О трагических событиях марта 1921 года «Кронштадтский вестник» писал не раз: и тогда, когда носил имя «Рабочий Кронштадт», и во все последующие годы.
Мы публиковали материалы развернувшейся в Кронштадте в начале 90-х дискуссии по поводу событий 1921 года - и за, и против, очерки военного журналиста Марата Кузнецова и первые главы из его книги «За что был расстрелян Кронштадт», статьи историков и краеведов, многочисленные письма в газету и обращения к властям людей, неравнодушных к судьбе и памяти участников тех давних событий, репортажи с мероприятий, посвященных трагедии Кронштадта. Более того, редакция нашей газеты была одним из инициаторов создания общественного комитета «За правду о Кронштадте», который действовал в начале 90-х при редакции газеты «Смена». Март 1921-го - одна из тех тем для нашей газеты, о которых принято говорить - это НАША ТЕМА.
Казалось бы, все уже сказано, и не раз. Но подрастают новые поколения читателей, и мы с удивлением узнаем: далеко не все кронштадтцы имеют представление о том, что именно произошло в их родном городе 90 лет назад. И поэтому мы снова возвращаемся в тот далекий год, когда в свободолюбивом Кронштадте прозвучал лозунг «Вся власть Советам, а не коммунистам!». Когда за этот порыв к свободе кронштадтская земля была залита кровью. А героическое отчаянное выступление кронштадтцев получило название «Кронштадтский мятеж». Мятеж, который долгие годы официальная советская история ставила кронштадтцам в несмываемую вину. Мятеж, которым сегодня Кронштадт должен гордиться.
Но памятника героям в Кронштадте нет до сих пор, а вот монумент одному из их палачей товарищу Дыбенко у «Бастиона» красуется (первоначально этот монумент, как известно, ваялся именно с целью увековечивания его памяти и только потом получил обобщающее имя - «Памятник революционным морякам Балтики». И главная улица Кронштадта по-прежнему носит имя кровавого вождя, сказавшего в марте 21-го: «Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать». Имя диктатора, любившего повторять: «На Россию мне наплевать, ибо я большевик».
Уроки истории должны хоть чему-то учить. Но в Кронштадте эти уроки почему-то имеют противоречивый эффект: с одной стороны - все-таки принимается - наконец-то - решение - об установлении Поклонного креста - в память о героях и жертвах, с другой - оказывается упорное сопротивление тому, чтобы имя главного палача стереть с топонимической карты Кронштадта.
Сегодня мы вновь публикуем материал о трагическом марте 1921-го.
Анна МАКАРОВА. |
«В застенок загнана душа»
Кровопролитные события в Кронштадте весной 1921 года советские историки старались либо вообще не затрагивать, либо упоминать кратко, причем сведения, просочившиеся в энциклопедии и учебные пособия, как правило, носили тенденциозный характер. Мне Кронштадтское восстание всегда было интересно в деталях - это связано с судьбой моего деда Ивана Осиповича Деркаченко и отца Константина Ивановича Деркаченко.
«Вся власть Советам, а не коммунистам»
Хотя события в городе-крепости и сравнивались с громом среди ясного неба, их развитие соответствовало тому, к чему пришла новая власть спустя три с лишним года после Октября 1917 года. Тогда большинство народа, в том числе и моряки, связанные своим происхождением с крестьянской средой, с вдохновением поддержали лозунг «Мир - народам, хлеб - голодным» и активным участием способствовали смене власти в стране. А потом продотряды повсеместно выгребали у крестьян почти весь хлеб, в том числе и семена, обрекая семьи на нищету и голод. Волна крестьянских бунтов, жестоко подавленных, с привлечением частей Красной Армии и органов ВЧК, прошла по стране. Выступление кронштадтцев стало своеобразным продолжением прокатившихся и на заводах-фабриках Петрограда волнений из-за недовольства проводимой политикой. За время мартовских событий в кронштадтском гарнизоне из рядов большевистской партии добровольно вышли почти тысяча человек.
Программа кронштадтского ревкома сначала не предусматривала вооруженного выступления - надеялись на понимание правительством и народом России своих четких и ясных требований, сформулированных в резолюции, принятой на общегородском митинге, который состоялся 1 марта на Якорной площади и собрал около 16 тысяч человек. Вкратце требования резолюции заключали: свободу слова и печати; упразднение всяких политотделов; освобождение всех политических заключенных; свободу собраний и деятельности профсоюзов; перевыборы Советов тайным голосованием; снятие всех заградительных отрядов; равенство пайков для всех трудящихся, кроме вредных производств; свободу кустарного производства и владения землею. Основной лозунг восставших гласил: «Вся власть Советам, а не коммунистам!» В одном из номеров кронштадтские «Известия» писали: «Власть полицейско-жандармского монархизма перешла в руки захватчиков-коммунистов, которые трудящимся вместо свободы преподнесли ежеминутный страх попасть в застенок чрезвычайки, во много раз своими ужасами превзошедшей жандармское управление царского режима».
Выступление кронштадтцев немедленно было объявлено белогвардейским мятежом, подготовленным французской контрразведкой и левыми эсерами. В Петрограде начались репрессии по отношению к родственникам - в качестве заложников арестовывали жен, родителей и даже малолетних детей. А на штурм крепости была мобилизована 45-тысячная армия под командованием Тухачевского. Накануне командарм «отличился» усмирением крестьянских бунтов в Тамбовской губернии, в ходе которых предполагалось применить против крестьян ядовитые газы. Теперь в район Финского залива с Тамбовщины срочно переправили 3 тысячи снарядов с отравляющими веществами: в случае неудачной осады Тухачевский намеревался применить их для массированной газовой атаки кораблей и гарнизона крепости.
К штурму Кронштадта не было допущено ни одной воинской части из Петрограда и его губернии, за исключением курсантов военных училищ. Более того, на Черное море срочно перебросили шесть эшелонов с моряками петроградского гарнизона, казавшимися для власти потенциально опасными. К политической обработке личного состава в частях Красной Армии подключили дополнительно 300 делегатов X съезда партии. Солдатам внушали, что идут они против кучки золотопогонников, среди которых финские солдаты и белогвардейцы. Специальной телеграммой им предписывалось «жестоко расправиться с мятежниками, расстреливая без всякого сожаления, пленными не увлекаться». В Ораниенбауме расстреляли летчиков воздушного дивизиона, выразивших свою солидарность с мятежниками. Репрессивную политику в отношении восставших сформулировали ленинские слова: «Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать». Если же подразделение Красной Армии отказывалось идти в бой, в нем расстреливали каждого пятого, а остальных посылали в наступление, заграждая возможный отход с тыла спецподразделениями ВЧК. В телеграмме особого отдела прямым текстом говорилось: «...тов. Дыбенко приказал развернуть вторую цепь и стрелять по возвращающимся. Комполка 561 принимает репрессивные меры против своих красноармейцев, дабы дальше заставить наступать».
В процессе штурма мятежной крепости было убито более тысячи моряков Кронштадта. Затем начались массовые аресты, поспешные судилища и скорые кровавые расправы. Суровым мерам наказания было подвергнуто несколько тысяч: часть из них расстреляна немедленно, другие отправлены в места заключения. Командарм Тухачевский вспоминал впоследствии: «Я был пять лет на войне, но не могу вспомнить, что когда-нибудь наблюдал такую кровавую резню. Это не было большим сражением. Это был ад». Около 8 тысяч восставших успели покинуть крепость и уйти по весеннему льду в Финляндию, но это спасло их только на время - после завершения войны с Финляндией всех депортировали в СССР и бросили в сталинские концлагеря.
С особой жестокостью карательные органы относились к тем, кто добровольно вышел из рядов компартии. В следственных материалах по делу бывшего матроса плавучих средств Кронштадтского порта, начальника уголовного розыска морской и речной милиции Ивана Мануйлова есть такие строки: «Я, старый моряк, обращаюсь к вам, товарищи коммунисты. Вы должны понять ту святую истину, что вся трудовая масса поняла подлый обман коммунистов, которые завели весь трудовой народ в заблуждение и навели своей политикой ужасы на всю русскую землю. Теперь всякому ясно, чего хотели коммунисты. Они жалеют расстаться с властью, отдать ее рабочему классу, хотят удержать ее штыком и снарядом, убивая безвинных рабочих, и проливают безвинную кровь на льду Финского залива. А посему прошу не считать меня членом партии, как потерявшей всякое доверие перед массами» (дело № 114728, том № 82, с. 47). Иван Мануйлов был казнен, невзирая на подписку и поручительство в его благонадежности со стороны сотрудников Водной служебно-розыскной милиции.
«Не воспрепятствовал...»
Судя по документам и семейным воспоминаниям, дед Иван Осипович Деркаченко всегда считал, что военному не должно вмешиваться во внутреннюю политику - его дело от внешнего врага родину защищать. Едва успев выпуститься из Кронштадтского мореходного училища императора Николая I, он в 1897 году уже участвует во Франции в ходовых испытаниях и приемке крейсера 1-го ранга «Светлана», построенного там по заказу России. Трюмным механиком идет с ним на Дальний Восток, принимает участие в Цусимском морском сражении. 25 мая 1905 года в неравном бою с тремя японскими кораблями экипаж «Светланы», расстреляв все снаряды, израсходовав горючее и потеряв ход, повторяет подвиг «Варяга». Трюмная команда во главе со штабс-капитаном Деркаченко открывает кингстоны и двери водонепроницаемых переборок. Корабль идет на дно, живых моряков поднимает на борт японское транспортное судно.
Наверное, он имел возможность остаться в заморской стране - отважный, знающий инженер-механик, без сомнения, востребован на любом флоте. Но Деркаченко возвратился после плена и окончания войны в родной Кронштадт и к началу Февральской революции успел послужить на четырех кораблях. В аттестате по случаю присвоения ему звания капитана 1-го ранга записаны строки: «За отличную ревностную службу и особые труды, вызванные обстоятельствами войны». О том же самоотверженном исполнении воинского долга, верности до конца присяге свидетельствовали семь орденов: французский Почетного легиона, португальский военный, российские Святого Владимира 4 степени, Святой Анны 2 и 3 степени, Святого Станислава 2 и 3 степени, а также несколько медалей. Десятки учебников и технических книг, автором которых он был, подтверждали, какой огромный профессиональный опыт он накопил и как заинтересован в подготовке хороших специалистов-механиков для военно-морского флота России. Что такому человеку могли предъявить каратели?
5 марта группа восставших матросов явилась к собору и заявила, что им нужно установить наблюдательный пункт на куполе - самой высокой точке города. Служащие Михненко и Драгунов вынуждены были открыть собор и довели это до сведения священников Ложкина и Боголюбова, старосты Исаакова и председателя церковного совета Деркаченко. «Они не приняли мер к снятию наблюдательного пункта», - написал рассматривавший дело следователь, когда мятеж был подавлен, и полагавший, что И. О. Деркаченко нужно подвергнуть заключению в концентрационный лагерь сроком на три года. Чрезвычайная тройка Особого отдела ВЧК с этим мнением не посчиталась, постановила: «Ложкина, Братолюбова и Деркаченко - расстрелять. Исаакова, Драгунова, Михнева и Угрюмова подвергнуть 5 годам принудительных работ». 28 марта все трое были расстреляны. Дед в возрасте 45 лет.
«В застенок загнана душа»
Тогда же в Кронштадте был арестован и мой будущий отец Константин Иванович Деркаченко - было ему всего восемнадцать. Работал писарем. Пришли в Машинную школу и забрали всех, кто в это время там находился. Отцу дали пять лет концлагерей, но освободили через год, учтя возраст и то, что не нашли оружия. Однако доступ в Кронштадт для него, его матери Веры Платоновны - дочери врача кронштадтского госпиталя - и младших сестер оставался закрытым. Долго и трудно искал работу. Устроился на судоверфь Петрограда. Имея пристрастие к поэтическому творчеству, был принят для постоянного сотрудничества в петроградскую «Красную газету», а несколько позже избран секретарем литературного объединения «Ленинградская кузница». Ольга Берггольц, Константин Федин, Виссарион Саянов, Александр Прокофьев - круг его общения. А еще молодые рабочие и крестьяне, авторы первого в стране рабочего литературного журнала «Резец», где отец возглавил группу начинающих писателей. И уже отслужил в армии, отмечен как ударник труда и рационализатор на радиоаппаратном заводе, награжден почетным знаком, но... в марте 1935 года снова арестован как отнесенный к категории «социально опасных элементов», сын участника Кронштадтского мятежа. Последовала немедленная высылка с женой и маленьким сыном в Казахстан под постоянный надзор НКВД с запрещением писать родным и друзьям, печататься, выступать перед публикой. «В застенок загнана душа», - написал он в одном из стихотворений. И еще: «Задуманное - не свершилось, загаданное - не сбылось».
Война спутала карты преследователей. Отец готовит кадры для фронта в военно-учебном пункте горвоенкомата. А в это время в блокадном Ленинграде от голода умирает мать.
«Среди чужих могил
Никто могилу мамы не укажет,
И ленинградский ветер мне не скажет,
Кто без меня ее похоронил». |
В любимый и родной город Константин Деркаченко так и не вернулся. Можно было доверить ему оружие - на фронте отец был пехотинцем и снайпером (51 немца уложил лично), прошел через Украину, Молдавию, Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию и был дважды ранен, трижды контужен, закончил войну в Австрийских Альпах. Можно было вручить ему награду высшей солдатской доблести - орден Славы, но, оказывается, никак нельзя было позволить ему и после войны печататься, выступать где-либо со стихами, хотя в 1947-м и был официально принят в члены Союза писателей СССР. И вернуться в милый сердцу город даже после полной реабилитации в 1956 году оказалось нельзя. Категоричный ответ из Ленинградского исполкома, холодно проинформировавший «граждане, проживающие вне г. Ленинграда, жилой площадью не обеспечиваются», замкнул круг вечной ссылки.
Ради жизни светлой
Все участники событий, произошедших в Кронштадте весной 1921 года, были посмертно реабилитированы Указом Президента Российской Федерации № 65 от 10 января 1994 года. Признаны незаконными, противоречащими основным гражданским правам человека репрессии, проводившиеся в отношении матросов, солдат и рабочих Кронштадта, обвиняемых большевистской властью в вооруженном мятеже. Тот же указ президента страны предписывал установить в Кронштадте памятник жертвам трагических событий. Но сегодня рядом со знаменитой Якорной площадью вблизи Морского собора лежит лишь неприметный закладной камень, где предполагалось установить памятник свободолюбивым морякам и служащим кронштадтского гарнизона. Никто не принесет ни цветов, ни венка.
Но главное, нужно перестать постыдно умалчивать о масштабах кровавой расправы. Примечательны сравнительные данные кронштадтских восстаний прошлого века: если в октябре 1905 года из 4500 участников были осуждены 77 и ни один не казнен, а в июле 1906 года из 6000 человек осуждены 1417 и казнены из их числа 36, то за мартовский мятеж 1921 из 27000 восставших осудили 8562 человек, а расстреляли 2103.
Приведенные данные не учитывают последующих расправ с флотским составом. В апреле на совещании ВЧК специально обсуждался вопрос «О фильтрации и направлении матросов, направленных ранее на южное побережье Черного и Каспийского морей», и принятым решением предписывалось «весь ненадежный элемент, оставшийся после фильтрации, направить в концентрационный лагерь по указанию ВЧК». Количество отправляемых в заключение людей оказалось таким, что на Политбюро ЦК РКП(б) встал вопрос о создании новых концлагерей «на 10-20 тысяч человек по возможности на Далеком Севере в районе Ухты, в большой отдаленности от населенных местностей». Безымянны их могилы, как и тех кронштадтцев, кто сгинул в земле Ленинградской области, на дне Финского залива. А дело ВЧК за № 114728 («Кронштадтский мятеж») в 271 томе надежно спрятали от историков и исследователей на многие десятилетия в архивах спецслужб, предписывая упоминать о событиях марта 1921 года лишь в строго ограниченном объеме.
Не ради памяти о своих близких хочется поднять голос. Отца и сейчас хорошо знают в Казахстане, где издано несколько сборников его стихов, вышел еще один в городе Актобе (Актюбинске), где Константин Деркаченко похоронен. В романе Новикова-Прибоя «Цусима» навсегда запечатлен образ деда, механика Деркаченко.
Ради того, чтобы не повторялись трагические ошибки. И была спокойной, светлой жизнь на земле.
Виктор ДЕРКАЧЕНКО
Об авторе. Родился в Казахстане. Служил в ракетных войсках на Украине. Работал в научно-исследовательском институте в Москве. Подполковник.
|
