| |
22 июня - 70-летие начала войны... |
Ещё до войны...
Дорогой беженки
Кронштадтка Раиса Михайловна НОВИК встретила войну маленькой девочкой, в Польше, на самой границе между её немецкой и советской территорией. Так что начало войны для нее лично - это действительно самое-самое начало. Самые первые минуты Великой Отечественной...
Рая ЗИМИНА с мамой Анной Васильевной,
папой Михаилом Васильевичем и братом Сергеем
В 1940-м, по призыву КПСС, через министерство финансов СССР, мой отец, Зимин Михаил Васильевич, был направлен в Польшу, в город Чижев Белостокской области, который только что был присоединен советскими войсками к Западной Белоруссии. Это была граница между советской и немецкой Польшей, и папу направили для организации финансовой деятельности в приграничном районе.
Летом 1941-го года я окончила 2-й класс, мне было девять лет. Училась я вместе с местными детьми и дружила с ними, уже могла говорить по-польски (хотя учеба была на русском). Дети рассказывали, как их земля переходила сначала к немцам, затем к «советам» (каждый раз это сопровождалось боями), как они прятались в лесу, пережидая там самое страшное время, а потом снова возвращались домой. Свежие следы дважды прошедших боев были видны повсюду. Еще сохранились разрушенные дома, но к 1941 году многое было уже восстановлено. За садом, что возле нашего дома, выросло целое поселение евреев-переселенцев. Мы бегали за город смотреть на разрушенную мельницу. Она стояла на берегу реки, в тени деревьев, красивая, как замок. Внутри здания на полках сохранились стопы обугленной мануфактуры. А играли мы почему-то только в войну...
Через город проходила железнодорожная магистраль «Белосток-Варшава», и мы видели, как ежедневно по ней шли товарные составы в сторону Варшавы. Люди рассказывали, что из СССР везут хлеб в Германию, и это говорит о том, что война между ними исключена. И, действительно, ничего тогда, казалось бы, не предвещало беды. Наши друзья, Никольские, (отец семейства - начальник штаба) спокойно уехали в отпуск к себе на родину, в Москву. А мой папа даже привез бабушку - свою маму, из России, буквально за несколько дней до войны.
Однако 22 июня 1941 года, на рассвете, мы проснулись от страшного грохота и пальбы из тяжелых орудий, доносившихся с пограничной заставы, которая была расположена вссего в нескольких километрах от Чижева. В растерянности выбежали на улицу: что происходит? Но и там никто ничего не знает! Как только появилось солнце, полетели вражеские самолеты - беспрерывно и без счёта. Некоторые на лету сбрасывали бомбы на наш город. Помню людей с пограничной заставы, в ужасе бежавших по улице, некоторые из них в нижнем белье - не успели даже одеться, помню, как многие из них с рыданиями выкрикивали имена своих детей, как дети звали родителей, убитых на их глазах. Откуда-то появился пограничник на лошади, с плетью в руке, который стал разгонять толпу и кричать, чтобы группами не собирались - ведь это прямая мишень для обстрела. Всё это я увидела прямо возле своего дома - в самом центре городка. А дома мама с бабушкой спешно собирали вещи. Они надели на меня мое новенькое синее пальто и велели спрятаться в саду и ждать их. Папа в это время был в городе - искал начальство.
Одной в саду, под кустом, было очень страшно. Казалось, по детской наивности, если я сквозь ветки вижу самолет, значит и летчик в нем меня видит, и сейчас убьёт. Я стала искать более безопасное место, перебегая от одного куста к другому, более густому, и таким образом оказалась на другом конце сада, за ним - большое открытое поле, затем - лесозащитная полоса, железнодорожные пути и вокзал, к которому бегут люди. Я присоединяюсь к ним, от страха забыв о доме, о маме, бабушке. Не успели добежать - очередной налет, все ложатся на землю, а с воздуха на нас сыплются бомбы. Некоторые самолеты летят очень низко, хорошо видны лица летчиков - «победителей», еще не видевших поражений и стреляющих в беззащитных людей из пулеметов. Не всем удалось подняться и идти дальше: многие знакомые мне горожане остались лежать там - убитые или тяжело раненые.
Выпускной послевоенный 7 «В» класс женской школы № 423 города Кронштадта,
1948-49 учебный год. Раиса Зимина вторая справа в нижнем ряду
Добрались до лесозащитной полосы вдоль железной дороги. И вот я сижу в укрытии деревьев. По-прежнему летят и летят самолеты, и бомбы, как град, падают на горящий город, который уже весь в дыму. Видя всё это, я прихожу в еще больший ужас, и жуткий страх буквально сковывает всю меня. Родители, бабушка, брат Серёжа там, в городе, что с ними? И что мне делать? Возвращаться - боюсь. А ведь мне велели ждать. Сижу в полной растеряности и реву.
И, о, чудо! Передо мной папа на велосипеде (кто кого первым увидел, не помню). Рука у папы перевязана - небольшое осколочное ранение. Узнаю от него страшную новость: бабушку убили...
Я плачу. Папа утешает и говорит, что сейчас отвезет меня к сотруднице - это недалеко, в ближней деревне, а потом вернется за своей мамой, её нужно похоронить.
Деревня безлюдна, дом папиной сотрудницы на замке. Люди из деревни укрылись в лесу, что совсем рядом, некоторые на повозках с вещами, которые успели прихватить с собой. Много знакомых из города. Встретили начальника городской милиции с семьей, у них милицейская лошадь и вещи на подводе, среди которых даже патефон.
Люди очень ждали и надеялись: вот-вот придет нашим пограничникам помощь, немцев прогонят от границы, налеты прекратятся, и мы все вернемся к нормальной жизни. А пока папа оставил меня с семьей начальника милиции и уехал в город. Но возвратиться ему ко мне было уже не суждено. Ранним утром 22 июня 1941 года мы расстались с ним навсегда. Прошло ровно 70 лет, а мне его не хватает всю жизнь...
Самолеты продолжали лететь и лететь без устали на восток. Надежда на возращение угасала. Местные жители остались в лесу, а русские превратились в беженцев, отступавших вместе с разрозненными частями нашей армии. Пишу, а самой не верится, что все это действительно было со мной. По истечении 70 лет, в моей памяти картинки реальных событий первого дня войны меняют друг друга так явственно, как будто это кадры кинохроники. Лишь слегка притупилась тяжесть воспоминаний, и теперь я могу делать то, что не могла долгие-долгие годы, - говорить и писать об этом...
Сидя на подводе, движущейся на восток, с семьей начальника милиции города Чижева, я все время смотрела назад, на запад, в надежде увидеть догоняющего нас папу. Вокруг пожары, пожары, пожары, много лошадей, брошенных умирать от ран или загнаных и обессиленных. Сегодня я уже не помню названий многочисленных поселений, через которые мы прошли, и людей, встретившихся нам на пути.
Потом мы ехали в товарном вагоне. Душно и очень тесно. Стонут раненые, здесь же лежат умершие. На Минск состав не пустили - город полностью разрушен, направили на Барановичи. Ехали долго: частые стоянки из-за непрерывных бомбежек, во время которых все выбегают из вагонов, чтобы где-нибудь укрыться. После бомбежки - снова в вагоны и всё дальше и дальше от границы. Доехали до Барановичей. Не успели остановиться, как снова началась массированная бомбежка. Все железнодорожные пути разбиты. В вагоне оставаться нельзя - они один за другим взрываются от бомб. Кто смог, ринулись в здание вокзала. Наш вагон - прямо напротив него - повезло.
Барановический вокзал немцы почему-то бомбить не стали, он остался цел - и мы уцелели. Затихло, надо выходить, но не тут-то было, снова самолет, очень низко кружит над вокзалом, и как только кто-то пытается выйти и двинуться в сторону центра города или напротив в сторону железнодорожных путей, встречает ливнем пуль. И только когда стемнело, люди смогли, наконец, выйти из здания вокзала. Наш вагон остался цел. Мои «опекуны» стали вытаскивать свои вещи, которые ранее перегрузили в вагон с телеги. Нагруженные вещами, шли, пересекая множество железнодорожных путей. За ними - несколько домов, во дворе одного из них - насыпной погреб, куда мы спустились, чтобы переждать ночь. Кто-то дал нам буханку хлеба и впервые за сутки, а может уже вторые, ведь я потеряла счет времени, мы немного поели. Не дожидаясь рассвета, двинулись пешком к шоссе через совершенно пустой военный аэродром, где стоял единственный догоравший самолет. Вышли на шоссе, идти с вещами невозможно и постепенно, по одному предмету, начиная с патефона, их стали прятать под кусты, на обочине шоссе, запоминая места, как будто завтра можно прийти и забрать.
Где-то сели в попутный военный грузовик, в кузове которого сидел один солдат, рядом с ним - мешок сахара, которым он поделился с нами.
21 год,
студентка Ленинградского
мясо-молочного техникума
Немцы двигались буквально «по нашим пятам», и вот опять мы под обстрелом. Во время налетов машину оставляли под деревьями на краю дороги, а сами вылезали и прятались в придорожных кустах или в пшеничном поле. Это происходило настолько часто, что мы, дети, обстрелянные множество раз и бесконечно измученные, просто не могли уже вылезать из машины. Тогда нас стали оставлять в кузове, укрыв брезентом. Вскоре нас одолел сон, и мы крепко уснули. Помню, я проснулась от неимоверно оглушающего гула самолетов, нечеловеческих истошных криков и стонов. Рядом никого. Под брезентом - одна я, одна в пустой машине. На брезент что-то падает. Боюсь выглянуть, уверена, что это смертельные осколки, но надо решаться, приоткрываю брезент, и вижу, что это куски земли от взрывавшихся рядом бомб, осколки до меня не долетают. Видно что-то случилось с машиной: мотор заглох или бензин кончился. Но почему меня не разбудили, оставили под бомбами одну?
С высоты вижу огромную поляну, на ней хаотично разбросаны машины - пустые или, наоборот, заполненные людьми. Образовался «котел», и немецкие самолеты летят опять очень низко - расстреливают беззащитных людей. Залезла на борт, прошу о помощи, но в грохоте и суматохе никто меня не слышит, все бегут мимо. Значит помощь не придет, надо самой! И ведь спрыгнула. Теперь надежда только на себя! И вот я опять среди людей. В этом месте пришлось несколько часов пролежать в придорожной канаве, малейшее движение - и над тобой свистят пули снайперов-«кукушек».
Только с наступлением темноты добрались до леса, в котором провели тревожную ночь. Совсем рядом был слышен треск немецких мотоциклов, шум танков. В лесу я пристроилась к женщине с двумя детьми: мальчик-подросток и девочка трех лет. Мы вместе выходили из леса, на пути видели много наших убитых бойцов и немецких солдат, лежавших под деревьями, прикрытых ветками. И целые «горы» вытряхнутого содержимого вещмешков: бритвенные наборы, алюминевые ложки, миски, кружки, котелки, фляжки и прочее. Говорили, что здесь прошел ожесточенный бой.
Вышли на опушку леса. Перед нами - хутор, за ним золотится огромное поле пшеницы. В доме старушка качает люльку с грудным ребенком, и больше - никого. Чистота, порядок. Она накормила нас картошкой с молоком. Женщина стала уговаривать меня, чтобы я вместе с её девочкой осталась у этой бабушки, а когда кончится война, она приедет за нами и меня возьмет к себе жить. Но я не соглашаюсь, и мы вчетвером пошли тропкой по огромному полю пшеницы.
Наконец, пришли в большой лес, где было много военных и гражданских прямо как большой табор. Отдыхали, отсыпались, среди военных было как-то спокойно. А когда проснулась, попутчиков моих не было. А я уже помогаю другой женщине с двумя маленькими мальчиками.
Мои скитания по дорогам войны продолжаются, только с этого момента по шоссе, навстречу нам несколькими потоками, сотрясая все вокруг, идут наши танки к границе, что дает нам надежду...
Раиса Михайловна
НОВИК (ЗИМИНА)
|
