Год основания газеты - 1861

День воспоминаний

Посвящается моей маме Иргазиновой Зарифе Умяровне

Такой зимы уже не было давно. Весь город замело снегом, и огромные сугробы выросли почти до первых этажей. Выходить на улицу не хочется. Возле телевизора в старом кресле сидит пожилая женщина. Рядом на полу пристроилась такая же пожилая собачка. Своими умными глазами она смотрит на хозяйку, пытаясь понять, что случилось? Женщина утирает лицо, мокрое от слёз.
- Что, Чиночка, бабушка плачет? - обращается она к собаке.
В ответ та поворачивает голову на бок, всем своим видом показывая участие.
- Вот, Чиночка, и бабушка в блокаду так жила…
Собака опять напряглась, но скоро успокоилась. Хозяйка сидела в кресле, откинувшись назад, и слушала. Видела она совсем плохо, и поэтому сидела с закрытыми глазами и слушала. Голос за кадром рассказывал о блокадном Ленинграде. Знакомый звук метронома напомнил ей те дни…
…Зима 1942 года. В квартире очень холодно. Отец лежит на кровати, на работу уже не ходит, очень ослаб. Младшие сестры, пятилетняя Алия и восьмилетняя Кадрия, пристают к матери: «Анай, анай! Берь аша! Берь!». Они держат её за подол юбки и заглядывают в глаза. Мать старается не смотреть на них: «Где взять хлеба? - думает она.- В последний раз ходил Сяммьюлла, ничего не принёс. Кто-то украл талоны. А может быть, он их потерял, что с него возьмёшь? Ребёнок ведь, ему всего-то четырнадцать». Но от этого не легче. Так и ходят они по квартире: мать, а с нею две плачущие девочки. Наконец не выдерживает отец. Он долго молча смотрит на них, потом, обращаясь к жене, говорит: «Берь онарга макарон!». Мать ничего не отвечает, подходит к полке и достаёт из кулька по одной макаронине. Девочки ненадолго успокаиваются…
Женщина в кресле глубоко вздыхает. Ей самой ведь тогда было всего пятнадцать. На карточку, притом иждивенческую, в то время можно было отоварить чуть-чуть крупы да 125 граммов хлеба на день. Вспомнился большой чугунок с солёной водой, а в нём три крупинки. Как же она плакала тогда: кто-то выпил её похлёбку! Уже перед смертью Кадрия, будучи пожилой женщиной, созналась, что это она сделала; ей тогда очень хотелось супа. Может быть, эта похлёбка её и спасла? Почему мать не варила макароны? А может быть, она и права была? Сухие макароны можно долго грызть. Всё, хоть какое-то ощущение еды!
В тот день к ним в квартиру пришёл матрос с буханкой чёрного хлеба. Отец тогда позвал её и велел сходить обменять хлеб на табак. Для матроса. Она взяла буханку и пошла. На улице мороз, а хлеб такой ароматный, от него так вкусно пахнет, что она не удержалась и откусила самый краешек. Так по дороге, понемногу, даже не заметив, она съела весь хлеб… Конечно, табак без хлеба никто не даст! Идти домой с пустыми руками было стыдно. Вот и ходила она по улицам, пока не стемнеет. Вечером отец что-то объяснял матросу, а когда тот ушёл, спросил: «Что ж ты, доченька, и нам ничего не оставила?..».
Женщина опять вытирает слёзы. «До конца своих дней, - думает она,- не забуду я этого матроса!».
В дверь позвонили. Собака с лаем бросается к дверям.
- Чинка, ну-ка, прекрати лаять! Соседи будут ругаться! Это же тётя Люся, она тебе, наверное, косточки принесла.
Женщина тяжело поднимается с кресла и идёт открывать двери.
Это действительно соседка по площадке Людмила.
- Чинка, ты чего так лаешь? – обращается она к собаке.
Собака радостно виляет хвостом в надежде получить лакомство.
- Нет, нет у меня ничего! Я ещё ничего не варила!
Собака понимает, что все её старания напрасны, но по инерции всё же продолжает вилять хвостом, правда, без энтузиазма. На неё уже никто не обращает внимания, женщины разговаривают о чём-то другом. Собака, ещё раз взглянув на соседку, возвращается в комнату, тяжело вздыхает и укладывается на коврик, продолжая наблюдать за происходящим.
Проводив соседку, женщина обращается к собаке:
- Чинка, что? Косточку хочешь? Подожди немного, тётя Люся сходит в магазин и принесёт для Чиночки косточку. Да, моя хорошая?
Затем она садится рядом с телефоном и на минуту задумывается. Вспомнилось, как однажды соседская бабушка попросила её: «Доченька, поймай мне собаку или кошку». Кошек тогда в городе уже не осталось, а по городу бегали большие тощие собаки. Старшая замужняя сестра стала ругать её: «Собаки тебя загрызут!». Так никуда и не пошла…
Женщина в задумчивости берёт телефонную трубку. Потом очень долго говорит. Так она разговаривает каждый день. Ей очень хочется, чтобы на том конце провода как можно дольше не клали трубку. Она начинает расспрашивать обо всех подробностях, иной раз, повторяясь, потом вспоминает какую-нибудь историю и всё начинается заново. Она понимает: им всем очень некогда! Приходят только по выходным. У старшей дочери - внук в Питере, ей надо ребёнка в школу отвести. Я бы тоже, - думает женщина, - могла бы посидеть с ним, да только глаза не видят. Нет, и водить далеко надо, ещё и на маршрутке ехать. Нет, не смогла бы! У младшей тоже забот хватает! Всё время на работе, иногда даже в выходные! А где у нас теперь работу найдёшь? - рассуждает женщина, - конечно, не работать сейчас нельзя! Она и сама-то пятьдесят с лишним на одном заводе отработала, не считая блокады. Женщина опять погружается в воспоминания.

…На работу пошла, когда ещё не было и шестнадцати. Пришла к паспортистке за паспортом. Та долго разглядывала свидетельство о рождении и всё-таки заметила исправленный год: с шестёрки на пятёрку. Ничего не сказала и молча его вернула. Брат всё пугал: вот придут и заберут тебя за подделку документов и накажут! Что делать? На работу же берут по паспорту только с шестнадцати лет, а ей всего пятнадцать! На следующий день опять пошла. Хорошо, что в паспортном столе на этот раз сидел мужчина. Он или не заметил подделку, или сделал вид, что не заметил. Взяли на работу кровельщиком в бригаду к дяде Роману Андриянову. Хороший был дядька! Учил её трубы делать, крыши чинить. Немного погодя сама стала бригадиром, а в бригаде пять таких же девчонок, как она…
Женщина смахнула слезу, вспомнила:
…Как-то все вместе шли из столовой, а от голода у неё пересохли сухожилия, и ступить на ноги она не могла, вот и шла на цыпочках. Тогда девчонки увидели, как она ходит и сказали: «Зойке три дня до смерти осталось». А она не обиделась, только ответила: «Нет, я буду жить!»…
«Где те девчонки? - думает она, - в живых-то никого не осталось». Ещё долго она сидит у телефона, потом решает: «Надо бы брату позвонить!». Из всей большой семьи живы только они двое. Ходить друг к другу в гости - уже силы не те; остаётся только звонить. Они много и долго говорят о разных вещах. О здоровье, о детях, о тех, кто уже умер или кто ещё жив, вспоминают, как когда-то она отдала ему свой рабочий талон, и он впервые за время блокады поел нормальную пищу. В рабочей столовой давали суп, кашу из чечевицы, молоко соевое. Да и паёк у рабочих был больше: 250 граммов хлеба! Как же брата не накормить?!
Вечером, укладываясь спать, она, как обычно, читает молитву, просит у Бога здоровья себе, детям и всем людям. Просит, чтобы не было войны, чтобы люди жили в мире и согласии. Она закрывает глаза, а в памяти, как в калейдоскопе, проплывают кадры из блокадной жизни. Вот они с братом везут хоронить отца. Он умер от голода в 42-м году. Где его могила она не знает до сих пор. Ведь тогда хоронили всех вместе. А вот они бегут смотреть, как по улице Восстания ведут пленных немецких солдат. Вспомнила своих старших братьев, что сразу ушли на фронт. Один пропал без вести, другой умер в госпитале. И того матроса, что может быть спас ей жизнь. «Сколько живу, - думает она, – всю жизнь буду его помнить!». А ещё вспомнился тот момент, когда ей, девчонке, вручали самую дорогую для сердца медаль, самую выстраданную - «За оборону Ленинграда». Тогда, в блокаду, Бог дал ей силы выжить. И ложась спать под вой самолётов и дробь зениток, она не бежала в убежище, а закрывалась одеялом с головой и только одно просила у Бога: если убьют, так, чтоб сразу.
Засыпая, она думает: «А всё-таки я счастливая! И богатая: четверо детей, тринадцать внуков и двенадцать правнуков! Жаль, что живут очень далеко. Может, ещё даст Бог увидеть и праправнуков?».
В комнате темно. За окном, не переставая, идёт снег. Женщина спит спокойно, как спят люди с чувством выполненного долга. Рядом на полу пристроилась её собачка.
Завтра будет новый день, завтра она опять будет долго говорить по телефону, заниматься своими каждодневными делами, завтра будет жизнь!
Пусть её жизнь будет долгой и счастливой!

Дочь Шолпан АНФИМОВА,
апрель, 2010 год