| |
Кронштадт. Страницы истории |
Очерки спортивной жизни. 1704-1917
Наш внештатный автор Борис БРИЛЬ продолжает серию рассказов о спорте в Кронштадте давно минувших дней. Это дань памяти и уважения первопроходцам кронштадтского спорта, вписавшим свои имена не только в историю Кронштадта и Санкт-Петербурга, но и всероссийского и даже мирового спорта. Мы попробуем напомнить нынешнему поколению о наших славных предках: трехкратном чемпионе Кронштадта (1857, 1858, 1860 годы) по стрельбе из винтовки, герое Севастопольской осады, подполковнике (в будущем полном генерале) морской артиллерии Ф. В. Пестиче; вице-командоре Петербургского речного яхт-клуба и «художнике шахмат» - лейтенанте 14 флотского экипажа И. С. Шумове; подпоручике крепостной артиллерии Г. Д. Мартосе, совершившем «оздоровительную» туристическую поездку на допотопном, даже для того времени (1890 год) велосипеде на сплошных шинах по маршруту Петербург-Варшава-Берлин-Париж-Лондон, «всего-то» на 8000 километров; о капитане крепостного телеграфа А. М. Каше, серебряном призере по стрельбе из дуэльного пистолета на Олимпийских Играх в Стокгольме 1912 года и многих, многих других. Автор просит читателей, имеющих в своем семейном архиве какие-либо сведения на эту тему, сообщить их по телефону: 434-82-77.
Речной Яхт-Клуб
(Начало в №10)
Неоценима роль Великого Князя Константина Николаевича и в деле освобождения крестьян от крепостничества. Об этом прекрасно написал, выдающийся русский юрист, общественный и государственный деятель Анатолий Федорович Кони. Мысль об освобождении, говорит А. Ф. Кони, впервые возникла еще у Императора Николая Первого, но, не найдя ни нравственной ни практической поддержки среди своего окружения, он вынужден был отложить это дело до лучших времен.
В таком же положении оказался и его сын Александр Второй, тем более, что в твердости характера, настойчивости и уверенности в себе значительно уступал своему отцу. Александр II нашел эту поддержку в лице своего родного брата Константина Николаевича. Будучи назначен членом секретного комитета по крепостному делу, Константин Николаевич, опираясь всего на двух членов комитета - Ланского и Ростовцева, стал энергично проводить свои взгляды «возбуждая худо скрываемое озлобление в членах комитета, мечтавших погубить дело канцелярским измором». После трех бурных заседаний большинство, вооружившись «осторожностью и постепенностью», нашло, что для улучшения положения крестьян достаточно предоставить дворянству право самим отпускать крестьян на волю. Освобождение, казалось, таким образом, отложено было на неопределенное время.
Однако Константин Николаевич настоял на рассылке ко всем губернаторам специально разработанного министром внутренних дел Ланским рескрипта- разъяснения по крестьянскому вопросу, верно рассчитав, что губернаторы примут эти разъяснения как «желание свыше возбудить у себя вопрос об отмене крепостного права».
Большинство комитета, враждебно настроенное к Великому Князю, не поняло подвоха и любезно дало свое согласие на эту рассылку. На другой день «тяжкодумы» спохватились, поняв какой роковой шаг они одобрили, и бросились просить Высочайшего соизволения на приостановку рассылки, но было поздно, «почта уже разносила во все концы Великой Империи благовест об отмене крепостного права».
Тем не менее, за проект редакционной комиссии, кроме Великого Князя, «стояло всего три человека»: С. Ланской, К. Чевкин и граф Блудов. Большинство из шести членов вообще отвергало проект, особенно ее основную часть - поземельное устройство крестьян, стремясь, возможно более урезать наделы крестьян.
Пока тянулись эти разногласия, противники освобождения работали, «не покладая рук и языка», предвещая великие бедствия России в случае принятия проекта. В результате, в декабре 1860 года в Петербурге стала ходить по рукам записка графа Д. А. Толстого. В ней будущий властный министр двух министерств и обер-прокурор Святейшего Синода «набросил мрачную тень на проект редакционной комиссии», извратив его суть, будто бы проект разделяет упразднение крепостного права на три периода - барщинный, оброчный и выкупной. Толстой предрекал, что барщина будет невозможна, потому что крестьяне не будут работать, оброк не поступит, так как крестьяне не станут платить, а выкуп не возможен, потому что у них просто нет денег.
Для того чтобы разъяснить истинную подкладку этой записки, Константину Николаевичу пришлось прибегнуть к контр-записке Ланского, составленной князем Черкасским. Таким образом, «отравленное оружие было отпарировано» и на записке Толстого Государь наложил резолюцию: «Это не мнение, а пасквиль…»
Теперь нужно было срочно добиться в Главном Комитете (к тому времени секретный комитет был переименован) хотя бы относительного большинства голосов, чтобы опираясь на него дать дальнейший ход делу. Для этого Константин Николаевич пригласил к себе 11 декабря 1860 года в Мраморный дворец наиболее влиятельного из своих противников - графа Панина.
«Никогда не изгладится из моей памяти, - говорил присутствовавший при этом член редакционной комиссии, сенатор П. П. Семенов-Тяньшанский, - те усилия ума и воли, благодаря которым после двухчасовых горячих споров, происходивших в кабинете Великого Князя, ему удалось убедить графа Панина присоединиться к мнению меньшинства Комитета…»
Таким образом, труд редакционной комиссии был спасен, и 26 января состоялось последнее соединенное заседание Комитета и Совета министров под личным председательством самого Государя. Александр II поблагодарил большинство членов, подавших голос за проект Положения и особенно Великого Князя Константин Николаевича, которого несколько раз обнял и расцеловал. И 19 февраля многострадальный «приснопамятный манифест» был подписан, а 5 марта обнародован.
В своем дневнике Великий Князь запишет: «5 марта 1861 года Великий день освобождения крестьян! Манифест на всех производит чудное впечатление. Да, благословит Бог новое существование России, начинающееся с сегодняшнего дня».
А кто из почитателей таланта Николай Васильевича Гоголя сегодня знает, что только благодаря вмешательству Константин Николаевича удалось сохранить его сочное творчество? Все тот же А. Ф. Кони рассказывает, что после смерти Гоголя сочинения его обратили на себя суровое внимание правительства. Цензурное ведомство запретило даже упоминание имени Гоголя в печати, разрешив в случаях крайней необходимости именовать его «одним известным писателем», а Тургенев за некролог, посвященный памяти Гоголя, был посажен в полицейскую кутузку и затем выслан в свою деревню под надзор полиции.
Узнав об этом, Великий князь стал «усиленно хлопотать о снятии бессмысленной опалы» и добился, чтобы сочинения были разрешены к выпуску. Но после того как они прошли «сквозь благонамеренный фильтр двух московских цензоров», которые подвергли их такой кастрации, что вытравили весь «гоголевский юмор и силу его выражений», Великий Князь вынужден был предпринять вторичный поход «в защиту драгоценного достояния русской литературы». Его письменное заступничество подействовало на начальника третьего отделения Дубельта, и сочинения Гоголя увидели свет, «не искаженные «духом скопцов».
Князь умел ценить и выдвигать достойных. Нашли поддержку у Константина Николаевича адмиралы А. А. Попов, Г. И. Бутаков, Н. И. Казнаков, С. С. Лесовский, В. А. Римский-Корсаков, генерал Ф. В. Пестич. Он по заслугам оценил С. О. Макарова. Именно благодаря поддержке Константина Николаевича наши, исконно русские предприниматели Путилов, Обухов, Кудрявцев основали Путиловский и Обуховский заводы, создали русскую металлургию, машиностроительное дело, освободили Россию от засилья иностранцев. Живописец Богомолов и композитор Римский-Корсаков развивали свое дарование при поддержке Великого Князя Константина Николаевича.
1863 год в жизни Санкт-Петербургского Речного Яхт-Клуба стал знаменательным также тем, что на парусные гонки были, наконец-то, допущены посторонние любители. И в первой же парусной гонке во всех трех разрядах первые места «были взяты именно этими посторонними любителями» - военными моряками: на верейке «Чара» - лейтенантом Рыкачевым, на «Барже» - капитан-лейтенантом П. Н. Назимовым, на «Мари» - любителем Шрейбером. Таким образом, наряду с Шумовым - это были первые чемпионы Санкт-Петербурга среди военных моряков в своем классе парусных судов.
О гонке, состоявшейся 18 августа 1863 года, оставил свои воспоминания воспитанник черноморской парусной школы, рулевой верейки «Моряна» (на снимке) П. Шауман:
«Перед отправлением на гонку мистер Бронфо заботливо положил нам холодные закуски, бутылку коньяка для меня, барона Розена и братьев Плющевских (Плющики), а также бутылочку лафита с шоколадом для Михаила Андреевича Прево. К этому времени из Кронштадта уже пришла винтовая лодка «Панцирь», она привела на буксире верейку «Чара» Великого Князя Константина Николаевича, а из Петербурга прибыл пароход с членами Гоночной Комиссии, публикой и музыкой. Место состязания было выбрано близ Северного Елагинского плавучего маяка. Все пространство гонки составило 10 верст (5 ¾ мили). Выкрашенная белой краской наша верейка, слегка скошенный рангоут и белый парус делали «Моряну» похожей на морскую чайку.
Детство свое я провел на берегу моря и полюбил его под руководством моряка-черномора В. С. Загоруйко, брата известного адмирала И. С. Загоруйко. Под его руководством я выучился управлять парусной шлюпкой и познал поэзию моря. О Василии Степановиче, сохранил светлую память».
По уже заведенной Императорским Яхт-Клубом традиции, по первому сигнальному выстрелу в час дня все маячные суда расцветились флагами. По второй пушке, через 28 минут, состязующиеся суда снялись с дрейфа и стали проходить под кормою адмиральского парохода «Разсыльный», на котором находилась Гоночная комиссия и судья гонки адмирал Н. А. Аркас. Первым прошел полупалубный ботик с выдвижным килем «Альфа» - Маршалова, за ним яхточка «Память Васи» - Щенникова, затем верейка автора воспоминаний «Моряна» и далее полупалубный ботик «Щука» - Соколова, двухмачтовая яхта «Крестовский» - Иванова, верейка «Чара» - Августейшего покровителя речного Яхт-Клуба, полупалубная шхуна «Волна» Маркова, ботик «Наяда» Образцова, полупалубный ботик «Друг» Дребезгова и спасательная шлюпка «Трент» - Шуйского.
На всех судах экипажи состояли из членов яхт-клуба и только верейка «Чара» управлялась морским офицером лейтенантом Николаем Рыкачевым и командой моряков-любителей, они и выиграли гонку. И первый приз - серебряная модель якоря - был присужден комиссией верейке Его Императорского высочества Великого Князя Генерал-Адмирала, сделавшей дистанцию около 10 верст в 1 час 21 ½ мин. Второй приз - английскую зрительную трубу - выдали верейке «Моряна», пришедшей следом за 1 час 28 ¾ мин. (Кстати, верейка «Моряна» также построена в кронштадтской шлюпочной мастерской).
В памяти потомков Николай Александрович Рыкачев остался как талантливый писатель, журналист, основатель газеты «Кронштадтский Вестник». Но ко времени основания газеты лейтенант Рыкачев был уже опытным морским офицером, совершившим на корвете «Наварин» плавание в Англию и Голландию. Участвовал в Восточной войне, в качестве командира взвода канонерских лодок батальона Рижской гребной флотилии и за «проявленную отвагу» 5 июля 1855 года в перестрелке с английским винтовым фрегатом, был награжден орденом св. Анны 4 ст. «За храбрость». В течение трех лет плавал на Средиземном море, на пароходофрегате «Камчатка» ходил из Кронштадта в Бордо, затем на «Светлане» вместе с Великим Князем Генерал-Адмиралом Константином Николаевичем в Англию, и по возвращении в Кронштадт в 1860 году удостоился даже командовать винтовым кораблем «Новик».
Борис БРИЛЬ
(Продолжение следует)
|
